— Смотрю я такую вот кассету, и руки у меня так и чешутся…

Санитары зашлись в приступе скабрезного смеха. Джек засунул кассету в карман. В тот момент лифт резко остановился. Один за другим санитары вышли в коридор и двинулись дальше, толкая перед собой каталки с безжизненными телами Дерека Тайрмена и Шилы Дайе.

Лаверн медленно открыл глаза и не сразу сообразил, где находится: затхлый запах и обстановка в комнате были какими-то непривычными. Затем суперинтендант вспомнил, где он, и к нему вернулось прежнее уныние. Ночью ему приснились какие-то солдаты, оборонявшие пустынный берег. Они вели непрерывный огонь по врагу, и оружейная пальба сопровождала Лаверна вплоть до самого пробуждения. Когда он проснулся, в ушах все еще стояла орудийная канонада.

В комнате было светло. В щелку между шторами просачивался неяркий молочно-белый свет, и куртка Лаверна, висевшая на открытой створке платяного шкафа, отсвечивала серебром.

Вернон вылез из постели и выглянул в окно. С первого взгляда ему показалось, будто верхние ветви вяза, росшего прямо напротив его окна, охвачены белым пламенем. Затем он понял, что это луна — такая полная и яркая, что от ее сияния вяз, лужайка и лес изменили свои привычные краски, сделавшись нежно-голубоватыми.

Через несколько секунд Лаверн снова услышал все тот же гул, монотонный и неприятный, от которого хотелось заткнуть уши. Суперинтендант вышел на балкон. Сквозь шепчущие ветви вяза виднелись смутные очертания семейного склепа Нортов. Похоже было, что гул доносится именно оттуда.

На какую-то минуту стало тихо. Затем приглушенные звуки раздались снова, потом опять стихли. Лаверн присмотрелся получше, и ему показалось, будто он разглядел цепочку каких-то огоньков, двигающихся вокруг склепа, внизу, возле самого фундамента. Вскоре они погасли.

Вернон включил ночник и взял с тумбочки часы. Стрелки показывали семнадцать минут пятого. Покопавшись в сумке, он извлек оттуда фонарик-карандаш и небольшой моток проволоки. Затем натянул на ноги носки, обулся и набросил на плечи, прямо на пижаму, куртку. Засунув проволоку в карман, Вернон шагнул в черный, как угольная яма, коридор, подсвечивая себе лучом фонарика.

В конце коридора оказалась служебная лестница, которая привела суперинтенданта на первый этаж, в кухню и помещение для прислуги. Луч фонарика выхватил из тьмы огромные, жуткого вида тазы и сковороды, громоздившиеся на массивных столах. В воздухе стоял неприятный запах кухни, напомнивший Вернону дни далекого школьного детства.

Помещение явно населяли крысы. Стоило суперинтенданту наклониться, чтобы вставить проволочный стержень в замок заляпанной жирными пятнами двери, как за его спиной раздался противный писк хвостатых тварей. Навык взломщика Лаверн приобрел еще в полицейской школе, поэтому замок сдался без особого сопротивления. Дверь открылась в небольшой кухонный дворик, скрытый от чужих глаз высокой изгородью.

Лаверн обошел здание вокруг и, внимательно оглядевшись по сторонам, быстро зашагал вперед, мимо спящих цветочных клумб. Дорогу освещал лунный свет. Тянуло холодом, и пока Вернон шел через парк, ноги его в пижамных штанах порядком окоченели.

Внезапно со стороны соснового леса донеслись жалобные звуки, похожие на детский плач. Лаверн даже вздрогнул от неожиданности, затем решил, что это какая-то лесная зверюшка стала добычей хищника.

В темноте были хорошо различимы мраморные стены старого склепа, словно покрытые лунной глазурью. Подойдя поближе к дверям, Лаверн замер на месте и прислушался, однако услышал лишь негромкий шепот ветра. Направив тонкий луч фонарика прямо перед собой, он поднялся по ступенькам и, как накануне Эдисон, толкнул ногой створки дверей. Сам Лаверн вряд ли когда-нибудь признался бы в такой прозаической мысли, но когда он высветил фонариком внутренние стены помещения, то всерьез подумал, что все это ему снится.

Три массивные каменные усыпальницы были выдернуты из пола и поставлены вертикально в ряд. При этом крышки-надгробия оставались на своих местах. Мелькнула мысль, что для подъема даже одного из саркофагов потребовался бы мощный кран. Что же тут говорить о трех?

В стенах усыпальницы Лаверн заметил три углубления — очевидно, места, в которых когда-то покоились саркофаги. Лаверн осветил фонариком каждый из них и заметил влажную, свежевыкопанную землю. Какая же чудовищная сила требовалась, чтобы проделать, в сущности, абсурдную, никому не нужную работу! Вернон призадумался. Он вспомнил о юноше, пронзенном прутьями музейной ограды, о юной девушке, которую безжалостно швыряли о стены комнаты.

Вскоре обычное беспокойство сменилось нешуточным страхом. Разум отказывался представить себе, что же на самом деле совсем недавно произошло под сводами склепа. Впрочем, в ту минуту Лаверн не испытывал особого желания предаваться размышлениям. Не медля ни мгновения, насколько только позволяло ему чувство собственного достоинства, он поспешил покинуть склеп.

Пока Вернон торопился обратно к дому, луна светила ему из-за спины, отбрасывая его тень вперед, прямо на тропинку под ногами. Но на какое-то мгновение ночное светило скрылось за облако, и призрачный свет померк. Лаверн огляделся по сторонам, и ему показалось, будто у его ног мелькнула еще чья-то тень. Вернон не отличался богатым воображением, однако на сей раз не мог избавиться от ощущения, будто что-то метнулось вслед за ним из склепа и теперь отчаянно пытается догнать его. Вер-нон резко прибавил шагу, но неприятное ощущение не покидало его. Он даже был готов в любую секунду броситься со всех ног.

Оказавшись наконец на кухне, Лаверн почувствовал, что его колотит дрожь, а по спине ручьями стекает пот. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы взять себя в руки и запереть за собой дверь. Он был готов к тому, что за спиной вот-вот раздадутся шаги по гравиевой дорожке и к стеклу двери прижмется чье-то неясное, расплывчатое лицо. Однако ничего подобного не случилось. Все обошлось благополучно. Уже больше не заботясь о том, что его могут услышать, Вернон поспешил укрыться в своей комнате.

Утром состоялось еще одно занятие под руководством Иоланды, и снова Лаверн не предпринял никаких усилий, чтобы пообщаться со своим высшим «Я». Когда занятие закончилось, он отправился на поиски Эдисон. Девушка нашлась в музыкальном салоне: на старинном клавесине восемнадцатого века она одним пальцем наигрывала мелодию в стиле буги, загрязняя окружающую среду очередным "косячком".

Поскольку Эдисон была единственным человеком в Норт-Эбби, с кем Вернону было спокойно и приятно общаться, то он пригласил ее в ресторанчик в Илкли. Девушка согласилась с условием, что платить будет Вернон. В Илкли они отправились в местный паб, где взяли горячих бутербродов с сыром и пива. Съев бутерброды, Эдисон по-мужски отхлебнула эля из кружки. Пену с губ она вытерла рукавом.

— Знаете, я никак не привыкну к тому, что женщина может за один присест выпить целую пинту пива, — признался Лаверн.

В ответ на это замечание Эдисон одарила суперинтенданта презрительным взглядом, который тот выдержал с типично мужским достоинством.

Затем они снова отправились гулять по болотам. Эдисон принялась рассказывать Лаверну о своем детстве, которое она провела в Девоне, о том, как она любила своих родителей.

— Выходит, вы совсем не бездомная. Если вы ладите со своими родителями, почему бы вам не переехать к ним?

— Я сказала, что любила их. Я не говорила, что у меня с ними хорошие отношения.

Земля под ногами была промерзшей и твердой. Лаверн чувствовал, как от нее тянет ледяным холодом, от которого начинают мерзнуть ноги. С небесных высот на землю начали опускаться бесформенные клочья тумана. Пытаясь придать голосу небрежное равнодушие, Вернон спросил:

— Между прочим, что такое "отходная молитва"?

Эдисон остановилась и насмешливо посмотрела на него:

— Это старинное гавайское проклятие. А почему вы спрашиваете?